МБУК "Приморский краеведческий музей"

Чапаев Иван Михайлович

ВЕРНОСТЬ

(Из фондов Приморского краеведческого музея)

В боевых действиях на Карельском перешейке в июле – августе 1941 года наши войска несли большие людские и материальные потери. По решению Ставки три стрелковых дивизии и другие части 50 стрелкового корпуса 23 армии отводились на старую границу. Отвод войск совершался не лучшим образом. Управление ими было нарушено, что порождало панику, распад единого 

целого соединения на мелкие группы, рассыпавшиеся в лесах юго-восточнее Выборга и пробивавшиеся на свой страх и риск к старой границе и Койвисто.

Противника сдерживали несколько батальонов морской пехоты, спешно переброшенных морем в Койвисто из Ораниенбаума, школа курсантов и другие небольшие формирования, в том числе партизанский отряд, сформированный из ответственных работников Койвистовского райкома и райисполкома. Все части, кроме пограничников, были подчинены командованию Выборгского сектора полковнику Румянцеву. Его задача состояла в помощи войскам, попавшим в окружение. Их выводили в порт Койвисто и эвакуировали в Ленинград и Ораниенбаум. Моряки достойно справились с поставленной задачей.

Ведя упорные бои в 8 - 10 километрах севернее поселка Иоханнес и на рубеже речки Роккала, они обеспечили выход из окружения около 20 000 бойцов и офицеров. Костяком морского полка, созданного решением Румянцева, была школа курсантов, которой я командовал. Высокий боевой дух и готовность драться с врагом до победы царили среди курсантов. Об их подвигах было опубликовано много очерков в газетах «Страж Балтики», «Советский моряк» и других.

Школа составляла арьергардный отряд, прикрывала отход морского полка с рубежа реки Роккала к Койвисто. Последний рубеж обороны мы заняли на восточной окраине города, включая лютеранское кладбище и развилку дорог. Шоссе, по которому отходили, обстреливалось из миномётов, однако стрельба меткостью не отличалась. В придорожных кюветах лежали раненые и выбившиеся из сил окруженцы. Курсанты поднимали их и устраивали на повозки, тачанки и оружейные лафеты. Всюду в лесах ещё раздавалась стрельба – это наши натыкались на противника, пробиваясь к порту. Многие из них пали в неравной борьбе, более смелые и организованные, отважные и удачливые достигали транспортов. Потом ночами смельчаки, избегая позорного плена, возможной гибели, с помощью подручных средств отваживались форсировать залив, чтобы достичь Бьёркского архипелага. Некоторым это удавалось. Акватория порта кипела от взрывов мин противника. Только плотные дымовые завесы позволяли транспортам, баржам и катерам выполнить свою рискованную работу.

Койвисто доживал последние минуты под советским флагом. Вражеское кольцо сжималось. Отходившее наше подразделение вело бой недалеко от порта. Наконец, и нам поступил приказ спешно следовать на посадку. Времени в образ. По пути к барже у Рыбацкой пристани я успел подскочить на своём Цезаре к дому, в котором жил до войны. Бросил взор в комнаты. Утварь, стол, кровать, шкаф – всё на месте. Поджечь дом, не было времени, ограничился тем, что перебил плетью все окна. Это было малое утешение.

Десантная баржа была почти загружена. Командир баржи капитан-лейтенант Покровский, как мне показалось, был «под градусом», больше орал на всех, чем разумно распоряжался. Он, подлая душа, наотрез, грубо запретил грузить на баржу боевое имущество школы, хотя были места и возможность. Моя перепалка с ним только обострила его упорство. Грозился отдать швартовы. От забулдыги всего можно ждать, и я уступил. В самом деле, не вступать же с ним в бой, хотя он и с капризами, но уполномочен командовать кораблём. Скрепя сердцем, пришлось столкнуть с берега в пролив четыре орудийных 

тягача, орудийные передки со снарядами, повозки с имуществом связи, двуколки, а главное – предать смерти с десяток лошадей. В числе обречённых, по злой воле Покровского (замечу, в 1942 году за тяжкие преступления Покровский и его военком были сурово осуждены военным трибуналом) оказался и мой любимец – конь Цезарь.

Трагедия в то время подстерегала каждого. Развёртывалась священная война за спасение Отчизны. Меня искушает желание поведать и ещё раз пережить печальную судьбу моего побратима, верного коня Цезаря. Он - активный участник тех тяжёлых боёв. Его судьба сходна во многом с людскими судьбами. В своей памяти я храню повадки, красоту, отвагу и преданность Цезаря. Его родина – Польша, там он прошёл суровую строевую службу в коннице. Хорошо был обучен  для верховой езды. Участвовал в кровавых атаках и рубке с фрицами, когда Польша подверглась нашествию. Потом горечь отступления и спасение в нашей стране. Его новая ратная служба началась в Краснознамённом Балтийском флоте. Судьба свела меня с Цезарем в 1940 году. Это был рослый, вороной масти, красиво сложённый, с добрым характером конь. Мы привязались друг к другу. Он словно предугадывал мои желания и легко исполнял их. В боях Цезарь был бесстрашен и сделал много добрых дел.

Когда убивали обозных лошадей рядом с Койвистовской кирхой, Цезарь, будучи привязаным к колесу разбитой тачанки, без седла, нервно топтался, прядал ушами, видимо чувствовал неотвратимую свою гибель. Он не сводил с меня своих карих глаз, в них не было прежней веселости, а что-то скорбное, укоряющее. Дело прошлое, у меня не хватило сил, воли, лишить жизни Цезаря. Коновод Алексеев, как и я, остро переживал ситуацию. Он поклялся спасти коня, решил плыть вслед за баржей до безымянного островка на полпути, а потом на Бьёрке. Прямо скажем, решение, вряд ли осуществимое. Но Алексеев верил в силы коня, и я согласился. Как мог я простился с Цезарем  и ушёл на баржу. Убрали сходни. Корабль набирал скорость. Стрельба по акватории не утихала. Цезарь не шёл в воду, артачился, но выстрелы сзади заставили его решиться плыть за баржей. Алексеев держался за гриву, помогая Цезарю. Расстояние между конём и баржей быстро росло. Нам показалось, что конь смертельно устал, едва держится и вот-вот потонет. Но он всё же плыл к островку. На беду рассеялась дымзавеса, пушкари противника, видимо, больше из озорства, узрев лошадь и человека в воде, накрыли их залпом мин. Когда брызги рассеялись на том месте, где неистово вели борьбу за жизнь Цезарь и коновод Алексеев, была ровная зелёная гладь пролива. Я не мог сдержать слёз.

Школа курсантов с острова Бьёрке дней через 6 – 7 была переброшена в Кронштадт, а потом в Ленинград, где формировались шестая и седьмая бригады морской пехоты. Курсанты были назначены младшими командирами в этих бригадах. А я получил назначение командиром отдельного батальона бригады морской пехоты. Оборона островов Бьёркского архипелага продолжалась до октября 1941 года.

 Вновь встреча с Койвисто состоялась в 1944 году, когда освобождался Карельский перешеек.